Оцелот выходит на охоту - Лариса Логинова

Этот пневматический пистолет, неотличимый с виду от настоящего, достался мне в наследство от одного из бывших дружков. Для моих целей его вполне хватало, щелчок снимаемого предохранителя звучал очень убедительно, и не менее убедителен был тяжёлый холод воронёной стали. Я сунул пистолет в карман куртки и отправился на встречу. Ждал недолго.

Я расположился так, чтобы меня видно не было, а я видел всю улочку, и вскоре сначала услышал шаги, потом – неразборчивое мурлыканье. Гимны, что ли, распевает, чтобы скучно не было? А потом увидел и самого святошу. Он быстро шагал, размахивая Библией в такт шагам, и действительно что-то напевал. Я резко схватил его за руку, зажал второй ладонью рот и дёрнул в темноту.

– Потанцуем? – вкрадчиво спросил у него. – Не вздумай орать, понял?

Он истово закивал, и я убрал ладонь от его рта. Вопросы посыпались тут же:

– Кто? Что? За…

Одной из полузабытых подсечек я заставил его рухнуть на колени и упёр в лоб ствол:

– Я сказал тихо, сука. Откроешь рот, когда я разрешу, а пока постой. Ты же любишь стоять на коленях? – издевательски поинтересовался я. А ещё я знал, что даже начни он орать благим матом – никто на помощь не поспешит, и он это тоже знал, потому и молчал. – Итак, начнём нашу беседу? Ты чего-то у меня спросить хотел? Валяй.

– Во имя Господа, что вам нужно? – спросил он, поднимая на меня взгляд. – Деньги? Я отдам вам всё, что есть…

– Засунь их себе в жопу, – посоветовал я и добавил, заметив попытку встать: – И не рыпайся! Я нервный. Могу и выстрелить!

– Чего вы хотите? – его губы дрожали, а в глазах почему-то не было фанатичного огня, они бегали по сторонам, выискивая пути к бегству.

– Эксперимент провести, – сообщил я. – Ты же верующий, да?

– Да, – гордо ответил ангелочек, прижимая Библию к груди.

– Вот и славно. Я тут недавно на вашем сборище был, – начал я.

– Вы слышали Слово и не приняли Его? Хотите, чтобы я вам пояснил? Я могу завтра утром прийти к вам домой, и мы вместе будем…

– Заткнись, – грубо оборвал я проповедника. – Не надо мне этого. Вместе. Так вот, ваш главный так интересно рассказывал о Древнем Риме. О первых христианах. Я аж заслушался. А больше всего мне львы понравились и то, что твои предшественники предпочитали в их пасти оказаться, но не отрекались от своего Бога.

– Да, истинно! Вера во Христа творит чудеса! – воскликнул осмелевший святоша. – Вот что в одном из псалмов Давида говорится: «И даже идя долиною смертной тени, не убоюсь зла, ибо Ты со мною!»

– Рот закрой, – рявкнул я. – Я проверить хочу, на самом ли деле ты такой верующий или просто дурака валяешь, похрюкиваешь у западной кормушки. Я собираюсь тебя убить.

– За что?

– За твою веру, – осклабился я.

– Но… вас посадят… – невнятно пробормотал он.

– Кто? Твою тушку найдут только утром. Пистолет я выброшу где-то подальше, а сам уже через час уеду из города. То, что мы с тобой тут беседовали, не видел и не слышал никто, кроме нас, а ты никому не сможешь рассказать, кто тебя убил. Меня рядом с тобой тоже никогда не видели, так что… Повиснет твоё убийство глухарём, а потом в архив уйдёт, и ничегошеньки мне не будет, уяснил? – я наслаждался каждым словом, видя, как на его лице гаснет вспыхнувшая надежда на спасение. – И чего ты нервничаешь? Я собираюсь совершить благо – отправить тебя прямиком к Богу. Радоваться нужно, а не угрожать мне следствием!

– Но вы тоже рано или поздно умрёте и тогда…

– О том, что будет тогда, я подумаю потом. Знаешь, какое слово в твоей тираде ключевое? Я умру когда-нибудь, рано или поздно, а ты сегодня, сейчас. И пока я буду развлекаться на всю катушку, твой труп станут жрать черви. Отличная перспектива, да? И к тому же – нахрен тебе вообще тело? Это же «греховная плоть»! – передразнил я проповедника. – Но если ты всё-таки хочешь жить… отрекайся от своего Бога.

– Нет, – полным трагического пафоса голосом ответил он, а я просто снял оружие с предохранителя. В ночной тишине звук получился громким и очень убедительным.

– А если подумать? Знаешь, у меня с математикой херово. Считать могу только до одного. Ну? – я сильнее ткнул стволом в лоб святоши.

Резкий запах мочи заставил меня широко улыбнуться, равно как и еле слышное:

– Отрекаюсь.

– Чего? – переспросил я. – Не слышу!

– Отрекаюсь, – произнёс он чуть громче.

– От чего? От пива и утренней дрочки? От чего ты там отрекаешься, мразь? – я жутко хотел от души врезать пистолетом по башке этому обоссавшемуся агнцу, но оставлять какие-либо следы на его теле было нельзя.

– От… от Христа, – выдавил он, не поднимая головы.

– Молодец, – ухмыльнулся я. – Теперь ты для меня ещё кое-что сделаешь и можешь проваливать.

– Что?

– Снимешь штаны и станешь раком, – на полном серьёзе выдал я, – и постараешься расслабиться. Вазелин я дома забыл, больно будет.

– Но… вы… не…

– Но! Я! Да! Не заставляй меня прострелить тебе ногу… или руку. Давай, шевелись! Это будет физическим доказательством твоего отречения, чтобы не забыл так быстро.

Всхлипывая и подвывая, святоша выполнил мои приказы. Я посмотрел на его белую задницу, хмыкнул, побренчал пряжкой, наблюдая, как он каждого звука он вздрагивает, и бросил:

– Не… Не хочу, замараться боюсь твоей святостью. Это же ею так воняет? Вставай, скотина, и проваливай.

Он потянулся было к штанам, но я наступил на них ногой.

– А это мне оставь. На память.

Смотреть на мелькающую в темноте, убегающую задницу было смешно. О своей Библии святоша так и не вспомнил, она валялась на траве, рядом с мокрыми штанами. А я довольно ухмыльнулся, сунул пистолет в карман, поднял книгу и пошагал на вокзал, времени оставалось впритык.

В свой следующий приезд домой я случайно столкнулся с ангелочком на улице. Увидев меня, он шарахнулся на другую сторону улицы, а я издевательски свистнул вслед. Библии под мышкой у него больше не было, наверное, моя проповедь оказалась убедительнее?

Надеюсь, теперь ясно, почему меня так выбесили эти библейские словечки в письме Марго. Я не собираюсь общаться с «овцой господней», о чём дамочке и сообщил в холодно-вежливо-деловых выражениях. Не поймёт слёту, пошлю прямо. Я быстро опубликовал на сайте продолжение рассказа, почистил кошачий нужник и начал собираться на работу.

Запись седьмая

Если день не задаётся с самого утра, он чаще всего бывает поганым целиком и полностью. Моё утро изгадили: кот, воспоминания, письмо от Марго и шеф. Стоило появиться в редакции, как секретарша сообщила, что Сам жаждет меня лицезреть, и гаденько так ухмыльнулась. Сучка. Не забыла, как на новогоднем корпоративе вешалась на меня, ожидая, что трахну, а я этого не сделал и нажил врага.

Но я не выношу пьяных баб. Они почему-то все считают себя невъебенно сексуальными и готовы запрыгнуть на первый попавшийся член, а утром, проснувшись без трусов и с помятой рожей, мучительно пытаются вспомнить: было что-то вчера или нет. И с кем было? С Васей? С Петей? Или с обоими сразу? Один мой знакомый, большой любитель женского мяса, постоянно повторял: «Пьяная баба пизде не хозяйка». И жениться он собирался исключительно на трезвеннице, чтобы не приведи Господи… «Кратчайший путь к телу женщины лежит через бутылку!» – наставительно изрекал он, хвастаясь очередной победой.

Я этого не понимал. Нахрен трахать бабу, которая даже не соображает, кто её дерёт? Для неё ты в тот момент превращаешься в абстрактный и безликий член. С яйцами. Без имени. Хотя назвать тебя могут как угодно, и насрать, что родители Мишей, например, нарекли. Воняющие алкоголем губы только что обозвали тебя Андреем.

Нет, я не имею ничего против девушки, выпившей пару бокалов вина для храбрости, так сказать. Но девица, способная влить в себя бутылку водки и готовая в хлам, вряд ли вызовет во мне желание. Я люблю, чтобы партнёрша занималась сексом со мной, видела – меня, ласкала – меня и кончала, шепча моё имя. Только так.

Особенно мерзко выглядят пьяные малолетки, а последний звонок в школах – это пиздец. Девочки в белых фартуках, с бантиками, обязательными сигаретами и «Ягой». А ещё через пару часов этих королев, уже готовых в умат, дерут их не менее пьяные одноклассники. И щедро усыпанный гандонами парк говорит о том, что праздник удался.

Сам как-то видел такую выпускницу. Она живописно валялась в кустах, в заблеванном фартуке, с раздвинутыми ногами и без трусов. Интересно, «Яга» полезла назад «до», «после» или «во время»? Кому-то их становится жаль, мне – нет. Если девушка настолько не уважает себя, что ужирается в говно, а потом не помнит, кто её трахал, это уже не девушка. Это мразь. И похрен, что она ничего не помнит! Это не оправдание. Как там? «Алкоголь не освобождает от ответственности». Он её усугубляет.